Здравствуйте, уважаемый Александр Васильевич!
Пишет вам Ирина из Новосибирска. Я посетила два ваших семинара, которые проходили в нашем городе. Я к вам подходила, обещала написать письмо. Я прочла почти все ваши книги: «Свобода от Смерти», «Хождение в Вечность», «Уроки из Будущего», «Рождение в Духе», «Пора перестать умирать», «О самом главном», «Дыхание истины», «Апокриф от Иисуса, или Новое прочтение Нового Завета», «Бог есть Дух, или Тайна Жизни Вечной». Огромное вам СПАСИБО за ваш бесценный труд! Я долго искала Путь, и я, наконец, нашла его — в ваших книгах. И я ещё не раз вернусь к ним, они пришли в мою жизнь так вовремя!.. Вы открыли мне Истину. Я благодарна Господу за то, что это состоялось. Выполняю своё обещание. Вот мой рассказ.
Путь Домой
Сейчас мне 49 лет, по профессии я певица. В данный момент я пою в ресторане. С мая этого года я следую по Пути Сознательной Эволюции по вашим книгам. Но лучше я начну по порядку.
С детства я была предоставлена самой себе — родители были очень заняты; мама была врачом, заведовала подстанцией скорой помощи, папа работал на авиационном заводе, часто уезжал в длительные командировки на несколько месяцев за границу. Время от времени меня воспитывала бабушка, а всё лето я в основном проводила за городом в пионерских лагерях. С самого раннего детства я была очень независимой — помню, как в 3 года я сбежала из детского сада — просто так, пешком шла две остановки по трамвайным путям, пока меня не поймал у самого дома двоюродный брат. Меня сгребли в охапку, а я оказывала бурное сопротивление; по улице бежала обезумевшая от горя воспитательница… Я не понимала, за что меня ругает мама, и что вообще такого произошло? Что со мной могло случиться? Помню, в шестилетнем возрасте мы вместе с Вовкой, ровесником-соседом по коммуналке, сбежали, тайком от родителей, за несколько остановок от дома в парк, где стояла старая заброшенная покосившаяся парашютная вышка, помню, как мы залезли на эту деревянную вышку со скрипучими площадками по поломанным лестницам на самый верх, и как захватило дух от пейзажа с высоты птичьего полёта… После этого случая у Вовки родители конфисковали велик (на нём мы и ехали, гордые от своей свободы), а меня вообще посадили под домашний арест. А могла я и часами изучать картинку в книжке, рисовать — мама рассказывала. Зимой мы катались на горках и прыгали с гаражей в сугробы, летом частенько убегали играть на ближнюю железнодорожную станцию… Страха не было, был интерес к познанию мира.
Когда мне было лет семь, мы впервые, кажется, поехали в Крым, к моей родной тётке. Играя с детьми во дворе, я любовалась сказочной природой — всё там было не так, как в Сибири — другие цветы, диковинные деревья. Какой-то мальчик вдруг стал рассказывать о смерти (умер, вроде, кто-то из его знакомых или родственников). Какое несчастье, подумала я, как хорошо, что я живу вечно и никогда не умру! Я действительно знала это точно, вслух я сказала то же самое. Мальчик высмеял меня (он был постарше), сказал, что я глупая, такая большая, а не знаю, что все люди умирают. Мы стали спорить, я упрямо не соглашалась принять его аргументы в пользу смерти. Я знала, что умирают, но только те, кто больные. Мой дедушка умер, когда мне было пять лет, но он был болен раком, потому что курил трубку… А не умру я, потому что не хочу. Мальчик потешался над моей наивностью. Мало ли, что ты не хочешь! Ты состаришься, как все, и умрёшь, как все. Каждый это знает, хоть у кого спроси! Тебе что, старшие об этом не рассказывали? Так мне открылась страшная тайна, и я вынуждена была признать своё поражение: мальчик определённо был осведомлён лучше меня. Я была потрясена этим знанием — получалось, что «Я» существую только здесь, на Земле, а после смерти растворюсь в пугающем ничто. А мальчика это, похоже, нисколько не огорчало, он был очень доволен собой. Знает, что умрёт, и довольный. Чему радоваться-то? Плакать надо! Весело ему… Дурак. А зачем тогда вот это всё — природа, море? Кому всё это достанется? Я вновь посмотрела на цветы — они больше не казались мне такими прекрасными, как-то потускнели... и понесло же меня на улицу! Всё было безнадёжно испорчено, непоправимо. Не хотелось больше ни цветов этих, ни моря. И я пожалела, что мы вообще приехали в Крым. В тот момент у меня кончилась радость, как-будто у меня похитили что-то очень дорогое или я потеряла что-то. Это было нечестно, но я хорошо помню, что с того времени я стала другим ребёнком…
Итак, я узнала, что все люди смертны. Это ничто за границей жизни было непознанным, непонятным, невозможным и потому нежеланным. Но я поняла одно — умирать всё равно придётся, поэтому надо было найти смысл в самой жизни. Школа призывала к подвигам, прививала чувство патриотизма. Смысл был в том, чтобы хорошо учиться, затем хорошо работать, достигнуть чего-то значительного, и со спокойной душой отойти в мир иной, оставив после себя добрую память в сердцах потомков. Правда, когда я была в четвёртом классе, мама украдкой привела меня в церковь и крестила. Крестилась она и сама, кто знает, говорит, вдруг там и правда что-то есть. В церковь мне идти было стыдно, я побаивалась, что узнают в школе, стеснялась попов, от волнения путалась в ответах на вопросы священника и плохо запомнила сам ритуал. Помню запах ладана, мира и вкус красного вина. Когда всё закончилось, мама очень радовалась: теперь всё будет хорошо, мы уже точно после смерти попадём на Небеса, но это была тайна, об этом никому нельзя было рассказывать. На какое-то время у меня в душе затеплилась надежда — вдруг, и вправду, существует она, эта неведомая загробная жизнь? А крёстным у меня был тот самый священник — очень хороший человек. Я помню его очень смутно, я никогда его больше не видела, имя его, к сожалению, не сохранилось в моей памяти… Мои верующие бабушки, которые регулярно посещали церковь, виделись с ним иногда, и он неизменно спрашивал: как там Ирочка, моя крестница? А однажды сказал моей двоюродной бабушке: Я мою крестницу никогда не забываю, молюсь за неё всё время. Справлялся обо мне, переживал. Он молился за меня всю жизнь, этот добрый человек, а ведь я совсем его не знала…
