А сколько я буду жить?
Впервые бунт против смерти поднялся во мне в пятилетнем возрасте. Это было несогласие с тем, что солнце будет также светить, люди будут также жить, а меня не будет. Сильнейший ужас охватил меня, и страх смерти прочно вошёл в хрупкое детское сознание. Хотелось найти защиту от этой мысли, в первую очередь, у мамы, но настоящего утешения я не нашёл нигде. Я спрашивал маму: «А сколько я буду жить?» Она отвечала мне, что человек живёт сто лет, — а мне хотелось миллион. Она раздражённо говорила: «Хорошо, миллион, но не приставай с глупыми вопросами!» Так меня обрекли на сто лет жизни.
Хорошо помню, в детском саду я спросил слесаря, чинившего сантехнику: «Что надо делать, чтобы не умирать?» Он ответил: «Нужно бриться». В тот момент он меня успокоил. Я даже обрадовался, что это так легко. Дома я рассказал об этом маме, но с её ответом все мои надежды на вечную жизнь рухнули. Потом кто-то сказал мне, что нужно есть «эскимо» — и опять но… Так что я понял, что обречён максимум на сто лет жизни, а потом меня в темноте съедят черви.
Мысль о смерти посещала меня довольно часто и не давала покоя. До десятилетнего возраста мне довелось увидеть не менее трёх похоронных процессий, сопровождавшихся всем известной музыкой Шопена. При этом меня всегда охватывал панический страх, описать который невозможно. То же я испытывал и в последующие годы, услышав в кино или на улице эту музыку. Забегая вперёд, скажу, что совсем недавно (в 2005 году) один человек искренне сказал мне про этот траурный марш: «Замечательная вещь, — заставляет задуматься над смыслом человеческой жизни». Но об этом позже.
Примириться с неизбежностью смерти я не мог и внутренне надеялся, что спасение возможно. Как алкоголь, на короткое время меня вдохновляли абсурдные высказывания по поводу продолжения жизни на бесконечно длительное время. Например, мальчишка, сосед по коммуналке, немного старше меня по возрасту, на мой сакраментальный вопрос с завидной беспечностью отвечал: «Да к тому времени, как мы состаримся, врачи придумают какие-нибудь таблетки, съев которые, будем жить вечно».
Мне всё время казалось, что я один такой трус по отношению к смерти. Глядя на других, я с удивлением отмечал, что все они превесело живут и не думают о ней. Только много позже я понял, что люди в пустых заботах своих бегут от главного вопроса жизни: «Почему я болею, старею и умираю?» Они привыкли к тому укладу смертной жизни, который складывался тысячелетиями.
В подростковом возрасте мне попалась в руки какая-то книжонка, где констатировались факты долгожительства — от ста двадцати до двухсот лет. «Вот это да! — думал я. — Я тоже так хочу». Но, поразмыслив, всегда приходил к выводу, что сколь бы долго не длилась жизнь — хоть миллион лет — но тебя всё же ждёт этот ужасный конец… Эта мысль меня пронизывала так, будто меня сажали на остро заточенный кол во времена правления Ивана Грозного.
В четырнадцать лет (в 1976 году) я начал серьёзно заниматься спортом (классической борьбой), тем самым, совместив полезное и интересное. Полезное, потому что внутренне я принял решение продержаться на плаву как можно дольше. Видя, что люди умирают от болезней, я понял — нужно укреплять и сохранять здоровье и таким образом продлить жизнь. При этом, в самой глубине моего сознания теплилась надежда о высвобождении из заколдованного круга смерти.
А интересное, потому что любая игра (а спорт — это игра) интересна. Игра возвращает нас в детство. Детство — это всегда игра. Как я сейчас понимаю, любая игра — это пребывание в медитативном состоянии, в реальном моменте времени — «здесь и сейчас», — а, значит, в Боге. Но тогда этого я ещё не понимал. В атеистическом государстве Бог был для меня не самой лучшей сказкой. Бог — это обман, это враньё и сбивание людей с толку. Так я считал в то время.
Пять лет занятий спортом, пять медитативных лет исподволь вершили во мне дело эволюции — пока бессознательной эволюции. Неведомая Сила Творца вела меня наиболее приемлемым (для меня) путём к духовному рождению. Занятиям спортом я отдавался полностью. Был фанатом. Теперь мне до того всё было интересно, что не нужно было никакого здоровья на долгие годы. Было интересно просто жить.
С 1980 по 1982 год я проходил срочную службу в Советской Армии на территории Германии. Прошли два года непрерывной «медитации» в тяжелейших физических и психологических условиях, когда буквально приходилось бороться за выживание, как дикому животному.
И вот возвращение на Родину. 19 апреля 1982 года… Самолёт Ту-154М… Мне двадцать лет… Полный салон таких же как я дембелей… Что испытывал каждый из них, я не знаю, но, как минимум, радость возвращения домой. Самолёт, снижаясь, идёт на посадку. Вот он выходит из облачности и… Внезапно в моём сердце рождаются вибрации доселе невиданного восторга, которые постепенно разливаются по всему телу. Я ощущаю их и сейчас, когда пишу эти строки. В иллюминаторе показалась земля — коричневая, слякотная, с плёсами почерневшего снега, но такая родная, что не выразить словами!
